Что любят иностранцы
— У меня сложилось впечатление, что в октябре на Консультативном совете по иностранным инвестициям, на котором присутствовал премьер Дмитрий Медведев, вы говорили исключительно о том, что иностранные инвесторы стали гораздо положительнее оценивать ситуацию в России. Это необходимый реверанс в сторону власти? Возможно, был более эффективный способ донести до нее проблемы?
— В Консультативном совете у меня есть возможность говорить не только о хорошем, но и затрагивать те области, где еще предстоит много работы. На той встрече с Дмитрием Медведевым мы обсуждали целый спектр вопросов. Я опирался на новое исследование, которое было проведено по заказу Консультативного совета по иностранным инвестициям (КСИИ) впервые с 2007 года, то есть еще с докризисных времен. С тех пор у многих инвесторов во всех странах мира прибавилось скепсиса, однако в России количество компаний, которые положительно оценивают свои инвестиции, крайне высоко — более 70% (ранее показатель находился на уровне 50%). Более 70% компаний также считают, что Россия движется в правильном направлении. Это серьезный рост, потому что раньше такого мнения придерживалось лишь около 40% респондентов. У многих инвесторов существует уверенность, что Россия сейчас вовлечена в глобальные процессы больше, чем когда-либо. Если раньше в правильности действий властей были уверены лишь 7—8% респондентов, то сейчас так считают уже порядка 30%. Это все положительные моменты. Что касается негатива, то тут стоит выделить излишние административные барьеры и бюрократию, которая является проблемой для 75% респондентов. При этом для 65% проблемой является и коррупция. Для многих людей основные негативные моменты связаны в первую очередь с инфраструктурой, к примеру с недостатком дорог. Более того, люди полагают, что все эти проблемы существуют в том же объеме и раньше, то есть по ним не было достигнуто никакого прогресса.
— Если вы говорите, что проблемы никуда не делись, почему меняется отношение инвесторов к властям?
— Эти проблемы остаются, однако другие все же решаются. К примеру, несколько лет назад российское правительство учредило институт омбудсмена, чтобы попытаться помочь иностранным компаниям разобраться в сути своих проблем. Раньше компании чувствовали, что закон работает против них, не знали, куда обратиться, теперь все по-другому. Есть даже статистика: за все это время к омбудсмену поступило около 200 обращений, и практически все были решены! Именно такие вещи и помогают поменять впечатление об инвестиционной привлекательности страны. К тому же мы видим рост среднего класса, а также увеличение благосостояния людей. Это тоже влияет на изменение отношения к России. Однако если говорить в целом, проблемы, конечно, все еще остаются.
— Кстати, о взаимодействии с омбудсменом… Какие проблемы, на которые КСИИ обращал внимание в прошлом году, были решены, а какие нет?
— Если опустить специфические проблемы компаний, можно отметить решение ряда таможенных проблем, визовых вопросов, налоговых изменений (НДС и прочее). О некоторых вещах мы говорили в этом году: например, о получении различных разрешений. Шаг за шагом снижаются требования к оборудованию, которое необходимо для работы в опасной среде: речь не идет о снижении уровня безопасности, однако требования сократились примерно на 94%. Такие вещи происходят постепенно. Знаете, большой прогресс заключается еще и в том, что чиновники стали отвечать честнее. Инвестор говорит: «Вот, есть такая-то проблема» — и правительство либо отвечает: «Да это так, но вам придется мириться», либо действительно решает проблему.
— В России недавно появился еще один омбудсмен, теперь для отечественного бизнеса. Вы, кстати, знаете Бориса Титова, встречались с ним? Какие ему нужны функции, чтобы институт омбудсмена был эффективным?
— Да, я знаком с ним. Мне кажется, что появление бизнес-омбудсмена отчасти основано на той положительной роли, которую сыграл накопленный опыт омбудсмена для иностранных инвесторов. Чтобы и его роль была серьезна, нужно, во-первых, чтобы он умел слушать беспристрастно, не делая скоропалительных выводов. Во-вторых, он должен иметь достаточно полномочий, работая самостоятельно или вместе с кабинетом министров, и быть в состоянии преодолевать различные бюрократические препоны. Ведь иногда проблемы, с которыми сталкиваются как иностранные, так и национальные предприниматели, находятся в компетенции сразу нескольких ведомств. Это два важнейших фактора успеха.
— В этом году президентом России опять стал Владимир Путин. Вы год назад поддержали его возвращение в Кремль, после чего некоторые члены КСИИ критиковали ваши высказывания. По прошествии года вы считаете, что сделали это не зря?
— Я думаю, что России повезло с сильным лидером, а КСИИ — с премьер-министром, имеющим высокие лидерские качества. Медведев — очень сильный премьер, к тому же он активно поддерживает КСИИ. Но дело не в этом. Я не пытался год назад предсказать итоги выборов. Я просто отметил, что Путин стал кандидатом на пост президента, и заявил, что мы поддерживаем его. Позитив заключается в том, что у России есть сильный политический лидер. И если даже он не уникальный в мировом масштабе, то очень редкий: встретить такое взаимодействие с бизнесом можно очень нечасто.
— Вернувшись в Кремль, Путин дал зарок за десять лет переместить Россию со 120-го на 20-е место в рейтинге Doing Business. Я лично сомневаюсь, что это возможно. Ваше мнение, что для этого нужно сделать?
— Я думаю, что такие скачки реальны, и некоторые страны это уже демонстрировали. Я видел весьма амбициозные заявления властей Саудовской Аравии по поводу улучшения позиций страны в разных рейтингах, в том числе и от Всемирного банка. Их задачей было переместить страну с 60—70-х позиций в десятку к 2010 году. И они сделали это за счет реформ, которые были одобрены специалистами. Амбиции сами по себе — это неплохо. Я никогда не смотрю на такие заявления, заранее думая, что это невозможно.
— Но возможно ли это в России?
— Мой опыт показывает, что совершать подобные изменения проще на быстроразвивающихся рынках, чем в развитых экономиках.
— Но для этого недостаточно одного желания властей. Нужен либо внешний шок типа снижения цен на нефть, либо политическая конкуренция, которая в России сейчас отсутствует…
— Нет никаких сомнений, что падение цен на нефть может оказаться внешним шоком, который приведет к ускорению диверсификации экономики, и речь не обязательно идет о снижении нефтяной зависимости, а скорее об укреплении других секторов экономики. Но, думаю, и многие согласятся с этим, что последствия падения цен очень сложно точно предсказать.
— В правительстве уже не первый год говорят о борьбе с коррупцией. Например, недавно с подачи исполнительной власти депутаты начали обсуждать возможность запретить чиновникам владеть недвижимостью и счетами за рубежом. Как вы думаете, это поможет?
— Существует несколько вариантов борьбы с коррупцией. С одной стороны, это ужесточение законов и более четкий надзор за их соблюдением. За взятки или другие незаконные платежи преступников следует сажать в тюрьму. С другой стороны, если судьям или полицейским платят мало, возникает негласное понимание того, что они должны получать какие-то дополнительные доходы. А это меняет всю финансовую структуру власти. Всем должны платить достаточно — это и будет хорошей борьбой с коррупцией. И не нужно забывать, что в отношении коррупции есть две стороны: давление и возможности. Возьмите корпоративное мошенничество. Человека, который чувствует, что ему придется прибегнуть к обману, подгоняет давление. Например, ему нужно достигнуть целевых показателей с точки зрения выручки или уложиться в план продаж, чтобы получить бонус. Также у него есть возможности, будь то несовершенство систем внутреннего контроля или что-то еще. В таких условиях человеческая сущность начинает искать оправдание поступку. Иногда в корпоративной среде оно выглядит следующим образом: «Мой босс прекрасно знал, что я не смогу достигнуть этих целей просто так, поэтому он ожидал, что я буду нечестным». Или кто-то считает, что так делают все. Я говорю это к тому, что размышлять подобным образом о коррупции в России тоже может быть очень полезно.
— И какой же фактор ключевой?
— Они оказывают одинаковое влияние. Кто-то испытывает давление, пытаясь получить разрешение, скажем, на строительство завода. Есть возможность дать кому-то денег, чтобы достигнуть результата, а оправданием будет сама цель. Кстати, существуют организации, которые помогают бороться с такими проблемами.
— Россия недавно вступила в ВТО. Сразу оказалось, что стране катастрофически не хватает специалистов, которые бы разбирались в этой сфере, несмотря на то что страна 18 лет вступала в организацию. Это типичная проблема или с ней умудрилась столкнуться только Россия?
— Страны дорастают до того, чтобы стать полноценными членами ВТО. Да, Россия давно работала над этим, но, возможно, недостаточно внимания было уделено именно этому вопросу. Главное, что финишная черта пересечена, и это будет производить положительный эффект.
— В краткосрочной перспективе каких проблем стоит ожидать России от вступления в ВТО?
— Не вижу особых проблем. Вопрос лишь в том, как быстро будут реализованы все возможности, которые дает членство в ВТО. В краткосрочном периоде все будет здорово, поскольку все большее количество иностранных компаний будет положительно относиться к России. Вопрос лишь в том, что сможет взять для себя сама Россия.
— Теперь Россия собирается вступать в ОЭСР, по некоторым данным, уже в следующем году. Чем интересно членство в этой организации? Это также делается для иностранцев, которые изменят свое отношение к стране?
— Все это делается для дальнейшего укрепления России как бренда. Вступить в ОЭСР — это значительный шаг.
Кризис и аудиторы
— Многие пророчат пик проблем в еврозоне к весне 2013 года из-за обострения ситуации в крупных экономиках. Смогут ли европейцы решить проблему госдолга?
— Все заголовки европейских газет говорят о кризисе суверенного долга — греческих облигациях, доходности испанских бумаг и так далее. Стоп. Куда важнее вопрос экономического роста в еврозоне. Точнее, его отсутствие на многих рынках региона. Намного сложнее обеспечить этот рост в среднесрочном периоде, скажем, в течение пяти лет, учитывая ограничения пенсионных программ, регулирование рынка труда… Необходим набор изменений, которые сделают Европу более конкурентоспособной при текущем сокращении количества населения. У меня была дискуссия с одним специалистом в Индии, который говорил, что ему непонятно, почему работать больше 35 ч в неделю незаконно. Он шутил, что бы европейцы сказали, если бы увидели, что некоторые в Индии работают 35 ч в день. То есть я хочу сказать, что на конкурентоспособность Европы сильно влияют культурные и социальные аспекты.
— А в США?
— В США другая история. Там сейчас скромные темпы экономического роста, однако и этот рост может быть подавлен так называемым налоговым обрывом, который случится 31 декабря, если правительство будет бездействовать. Впервые в истории США бездействие властей будет означать целую волну новых налогов и одновременно резкое сокращение госрасходов, комбинация которых может съесть сразу 3—4% ВВП, отправив страну назад в рецессию. Этот налоговый обрыв и нежелание или неспособность президента и конгресса что-либо сделать до выборов довлело над американской экономикой. Все это очень беспокоит инвесторов. Отчасти поэтому была запущена программа QE3. Но лично мои ожидания экономического роста несколько завышены из-за присутствующего в Северной Америке и Европе предпринимательского духа.
— Стимулирующие меры Центробанков США, Европы, а также Японии для многих представляются большой проблемой для развивающихся стран. Насколько текущие решения могут повлиять на БРИКС и другие страны?
— Все, что происходит в мире, взаимосвязано. Взять хотя бы желание Китая сделать из экспортно ориентированной экономики рынок с большим внутренним спросом. Необходимость этих перемен появилась именно сейчас, когда обнажилась слабость экономик еврозоны и США. Эти страны стали покупать меньше товаров Китая, и Пекин, который знал, что ему необходимо проводить подобные реформы, понял, что нужно решать проблему чуть активнее, чем предполагалось ранее. Конечно, и стимулирующие действия Запада будут производить двойной эффект. Сейчас, при почти нулевых ставках, они кажутся безобидными, однако когда ставки начнут расти, все это окажет большое влияние на экономику.
— Что вы думаете о планах Еврокомиссии реформировать рынок аудиторских услуг в ЕС? Власти хотят обязать компании менять аудитора каждые шесть—девять лет, обсуждаются планы разделить аудиторский и консалтинговый бизнес в «большой четверке», чтобы снизить риски конфликта интересов…
— Для начала скажу, что от Еврокомиссии исходит много инициатив, которые мы и наши конкуренты поддерживаем. К примеру, идею единого европейского паспорта для упрощения расчетов. Сейчас в мире развивается глобальный стандарт, который запрещает аудиторам предоставлять услуги определенного рода своим же клиентам. Никто не должен аудировать собственную работу или предоставлять услуги, которые по своей природе нарушают принципы конкуренции. Должны существовать согласованные списки того, что можно делать, а что нельзя. Но это не тот путь, по которому пошла Еврокомиссия со своим предложением. Вместо того чтобы обязать компании периодически менять аудитора, лучше сделать так, чтобы аудиторские комиссии самих компаний были эффективны в оценке беспристрастности аудиторов. Механизм принятия подобных решений должен быть публичным, например, посредством тендеров. А предложения типа тех, что выдвинули в Европе, по сути, лишают компании части полномочий, но не наделяют этими полномочиями кого-либо еще. Мы — против.
— Но, например, в Великобритании, согласно последним исследованиям, каждая десятая компания даже не помнит, когда она наняла своего аудитора. Это является проблемой?
— Компании должны уметь оценивать, адекватные ли у них аудиторы. Кто-то сделает это путем тендеров, основанных на принципах рыночной конкуренции. В Великобритании, кстати, вступило в силу предложение, которое заставляет компании проводить такие тендеры раз в десять лет, и раскрывать больше информации о том, чем руководствовалась компания или аудиторская комиссия, когда она принимала решение, кого выбрать. Есть те, которые говорят, что аудит от одной и той же компании в течение 40—50 лет — что-то крайне неправильное. Я понимаю таких людей. Но, с другой стороны, если вы меняете аудиторские команды каждые пять лет, а за это время меняется и менеджмент, поскольку CEO и CFO обычно работают на одном месте не очень долго, то получается, что компания остается той же, а люди с одной и с другой стороны уже разные. Поэтому я считаю, что проявлять излишнюю заботу в этом направлении не нужно.
— Что вы можете ответить критикам, которые утверждают, что «большая четверка» подрывает конкуренцию на рынке аудиторских услуг?
— Я бы сказал, что мы не подрываем конкуренцию, а очень жестко конкурируем в области поиска талантов и клиентов. И это рынок, который продолжает пользоваться нашими услугами для того, чтобы предоставлять своим инвесторам наилучшие результаты аудиторской проверки.
Отправить ответ