Президент страны предпринял системные шаги по гуманизации уголовного закона, по исключению из УК норм, создающих коррупционные барьеры — тормоз для развития экономики.
По поручению Дмитрия Медведева была разработана Концепция модернизации уголовного законодательства в экономической сфере.
В редакцию «Российской газеты» обратилась группа разработчиков концепции и новых гуманных инициатив. Среди них — именитые правоведы, к мнению которых прислушивается весь юридический мир страны. Чтобы Уголовный кодекс подобрел к бизнесу, меры они предлагают кардинальные. Ввести запрет на расширительное толкование УК, когда правоприменители понимают и применяют закон не так, как это установлено в тексте нормы, а наиболее общим, распространительным образом. В результате чего, например, договоры безосновательно квалифицируются как преступления.
Также предлагается исключить из УК статью о незаконном предпринимательстве («Ведение предпринимательской деятельности без регистрации или лицензии»), статью о легализации (так называемое самоотмывание, когда лицо, совершившее имущественное преступление, подвергается уголовной ответственности не только за это, но и повторно — за использование такого имущества).
По мнению экспертов, в нынешнем виде Уголовный кодекс не только нарушает конституционные права, но и международные соглашения, в которых участвует Россия.
В целом предложения направлены на то, чтобы уголовная ответственность не наступала за те действия, которые по своей сути преступлениями не являются. Чтобы некоторые статьи УК перестали быть откровенно коррупционным инструментом, а предприниматель не сидел в тюрьме, а работал в экономике.
Однако авторы поправок в уголовный закон обеспокоены тем, что в силу особенностей нашего законопроектного процесса, когда буквально, как из черного ящика, возникают силовые инициативы, именно они получают ход. А предлагаемые поправки так и останутся на бумаге. Почему так получается?
Закон из черного ящика
Российская газета: Скоро будет пять месяцев, когда на парламентских слушаниях была одобрена и рекомендована к реализации концепция модернизации уголовного законодательства в экономической сфере. Что изменилось с тех пор? Уже есть конкретные результаты?
Владимир Радченко: Нашим коллективом были подготовлены и переданы предложения по изменениям в действующий Уголовный кодекс. Сейчас в Государственно-правовом управлении идет работа над законопроектом, который предполагается внести в Государственную Думу.
РГ: Можно надеяться, что положения концепции скоро станут законом?
Андрей Рахмилович: Видите ли, рабочая группа по законопроекту рассматривает предложения не только авторов Концепции, но и поступившие от минюста, МВД, Генпрокуратуры, Следственного комитета…
РГ: Предложения правоохранительных органов тоже прошли широкое обсуждение?
Елена Новикова: Нет, профессионального и общественного обсуждения законодательные предложения правоохранительных органов не проходили. Однако имеется реальная опасность того, что именно эти предложения и войдут в законопроект, который будет внесен в Думу, а положения концепции не войдут или войдут лишь в части. Напомним, что концепция помимо парламентских слушаний была еще одобрена и на заседании РСПП, на различных профессиональных разговорных площадках, включая Лондонскую школу экономики, Российско-американский деловой совет и другие.
РГ: Стоп, давайте разберемся, правильно ли мы поняли. Можно ли сказать, что концепция готовится по поручению президента, одобряется парламентариями и общественностью, а в итоге появляется законопроект на совершенно другой основе?
Михаил Субботин: К сожалению, это наши реалии. Механизмы разработки важных инициатив часто действуют по принципу черного ящика, когда совершенно не понятно, что происходит внутри. Судить об этом можно только по тому продукту, который выходит из этого черного ящика и передается в Думу.
Юристы в погонах требуют жесткости
РГ: Выходит, есть публичная концепция и не публичная работа юристов в погонах. Не получается ли, что государство заявляет одно, а реально делает совершенно другое?
Тамара Морщакова: Если законодательные предложения, основанные на концепции, не войдут в законопроект, так оно и получается. Более того, нужно смотреть на это глубже. Ведь концепция — это в некотором смысле социальный эксперимент. Эксперимент общества, а не над обществом.
РГ: В каком смысле?
Морщакова: Над концепцией не просто работали юристы, позволю себе такое определение, более чем высокого профессионального уровня. В ее подготовке и обсуждении участвовали экономисты, социологи, представители бизнеса, общественные организации, представители различных научных и государственных структур, включая президентский совет по правам человека, ее одобрили на парламентских слушаниях. По сути, речь идет о том, что был достигнут широкий социальный консенсус по важнейшим вопросам. И Дума на слушаниях, проводившихся двумя профильными комитетами по законодательству, сказала: надо, чтобы положения концепции были использованы в законодательной работе.
Новикова: Если положения Концепции не будут учтены в законопроектной работе, то мы окажемся в следующей ситуации. На самых высоких уровнях звучат призывы к формированию гражданского общества, к выработке социального консенсуса. Но когда возникает механизм, который способен такой консенсус выработать, это отвергается. Дело не просто в том, прошли предложения или нет, а в том, что на наших глазах проходит важнейший социальный эксперимент, по результатам которого можно судить, готово ли наше государство реально сотрудничать с гражданским обществом. Или все это — словесная ширма, за которой опять будут реализованы чьи-то интересы, противоречащие интересам не только общества, но и самого государства.
РГ: Что вы имеете в виду? Кто-нибудь из уважаемых экспертов может пояснить это на примерах?
Альфред Жалинский: Нужно вспомнить те основные положения концепции, которые были предложены в законопроект, и о риске невключения которых в текст законопроекта мы говорим. Для краткости и ясности можно перечислить хотя бы следующие позиции: предлагается включить в Уголовный кодекс норму о запрете расширительного толкования уголовной нормы, исключить из кодекса ряд статей, в том числе статью 171 «Незаконное предпринимательство» и статью 174.1 (так называемое «самоотмывание», когда к ответственности за отмывание преступных доходов подвергается лицо, которое эти доходы и получило)…
Преступность в широком смысле
РГ: Мы называли уже эти предложения. Разве кто-нибудь возражает против того, что уголовный закон не может пониматься широко, что нельзя человека сажать, если он совершил что-то, о чем в статьях кодекса прямо не говорится?
Федотов: В том-то и дело, что против запрета расширительного толкования никто прямо не высказывается. Отрицать такой запрет и, соответственно, утверждать, что можно сажать за то, про что в Уголовном кодексе не написано, — это откровенное юридическое мракобесие. Открыто и прямо отстаивать это никто не решается. Делается это по-другому.
РГ: Как именно?
Федотов: На любые предложения в законопроект пишутся отзывы из, так сказать, «профильных ведомств» — Верховного суда, Генпрокуратуры, МВД, Следственного комитета. И в таких отзывах может содержаться масса рассуждений о структуре закона, о волевых и интеллектуальных механизмах выявления содержания нормы, о том, что принцип запрета расширительного толкования «и так соблюдается», что он «поглощается» принципом гуманизма, который в УК уже закреплен, и т.д. и т.п. Однако суть этих рассуждений, а зачастую — псевдорассуждений, сводится к одному — не надо включать в уголовный закон норму о запрете расширительного толкования.
РГ: Так, может быть, рецензенты в погонах или мантиях правы: не стоит конкретизировать, когда и так все ясно?
Федотов: На деле наши правоохранители сплошь и рядом руководствуются именно расширительным пониманием уголовного закона и не хотят от этого отказываться. Почитайте, например, разъяснения Пленума Верховного суда по делам о мошенничестве. Там что сказано? Что мошенничество может быть закончено с момента заключения договора и даже с момента вступления в законную силу судебного решения, которым за лицом признается право на имущество! Это же просто за пределами не только права, но даже добра и зла! На словах уголовная юстиция признает запрет расширительного толкования. На практике же она осуществляет именно расширительное толкование, а при законопроектных работах всячески борется против того, чтобы появилась норма, запрещающая расширительное толкование, поскольку это стало бы серьезным препятствием для правоприменения, не основанного на норме уголовного закона.
Арест в экономических тонах
РГ: Не забываем ли мы о презумпции невиновности, обвиняя (по сути) правоохранителей в нехороших намерениях? Среди предпринимателей немало преступников и проходимцев, мы все это знаем. Иные экономические преступления представляют не меньшую общественную опасность, чем банальный бандитизм. А вы предлагаете убрать из Уголовного кодекса несколько статей. Не лишит ли это правоохранителей важных инструментов в борьбе с экономической преступностью.
Резник: Давайте посмотрим, для примера, практику применения статьи 171 УК «Незаконное предпринимательство». Официальная статистика по этой статье показывает, что количество возбужденных дел в разы превышает количество дел, переданных в суд. Можно только догадываться, каково число тех случаев доследственных проверок, которые не завершились возбуждением уголовного дела…
РГ: Это намек на коррупцию? Мол, возбуждают дела, чтобы потом закрыть за деньги? А вы не допускаете мысли, что следователи просто разобрались и закрыли дело? Бесплатно…
Субботин: При разработке Концепции анализ реальной ситуации с правопорядком в стране показал, что уголовная юстиция стала использоваться как инструмент передела собственности в рамках сложившейся у нас рентоориентированной экономики, где наибольший экономический эффект приносит не производство товаров и услуг и торговля ими, а торговля правами и активами.
Морщакова: Статья 171, так же как ряд других статей, включая статью о самоотмывании, в случае применения их к предпринимателям, как правило, используются в качестве палки для выколачивания административной ренты. К действительной охране правопорядка это не имеет никакого отношения. Однако правоохранительные органы все время утверждают обратное — что такие статьи необходимы для охраны общества от преступных предпринимателей. При этом они отказываются понимать и обсуждать тот простой «юридический факт», что право предпринимательства — это конституционное право, предусмотренное статьей 34 Конституции, что нельзя человека сажать в тюрьму за осуществление им своего конституционного права.
РГ: И все же, признайте, в словах правоохранителей есть резоны: что делать, когда предприниматель особо опасен именно своим бизнесом?
Морщакова: Если предпринимательская деятельность наносит какой-то реальный ущерб жизни, здоровью или имуществу, то для этого имеются другие статьи УК, по которым виновный будет отвечать вне зависимости от того, действовал ли он как предприниматель или как обычный гражданин. Однако наша уголовная юстиция все это замечать не желает. Максимум, на что она готова — это обсуждать, на сколько надо сажать по 171-й статье — на год, два или три, и за получение какого дохода. Поэтому странно было бы ожидать от чиновников уголовной юстиции иной позиции — еще никто добровольно не отказывался от палки, которой можно выколачивать такие деньги.
Два наказания за одно преступление
РГ: Значит, несмотря ни на какие концепции, для смягчения судьбы предпринимателей совершенно ничего нельзя сделать?
Радченко: Ну, что-то делается. Примером может служить статья 108 Уголовно-процессуального кодекса, изменения в которую установили запрет брать предпринимателей под стражу. Значит, президент эту тему хорошо знает и понимает, не говоря уже о том, что он квалифицированный юрист с научной степенью и опытом преподавания в университете, которому здесь ничего объяснять не надо. Президент, подписав закон, касающийся статьи 108 УПК, высказался в пользу устранения процессуального произвола в отношении предпринимателей. Но этот произвол возникает прежде всего на основании содержащихся в Уголовном кодексе статей. Например, таких как незаконное предпринимательство и самоотмывание, которые на реальную защиту правопорядка никак не влияют и влиять не могут, но используются в коррупционных целях и, уже по факту своего нахождения в УК, откровенно нарушают конституционные права и принципы.
РГ: Постойте, здесь непонятно. Чем статья о самоотмывании нарушает Конституцию?
Виктор Жуйков: Потому что у нас в Конституции имеется статья 50, согласно которой никто не может быть повторно осужден за одно и то же преступление. Если речь идет о легализации средств, лицом, получившим эти средства преступным путем, этот самый преступный путь как раз и представляет собой так называемое основное преступление. Оно уже включает в себя и действия по использованию полученных преступных доходов такими способами, которые статьей 174.1 описываются как легализация. Такая «легализация внутри основного преступления» учитывается законодателем при установлении уголовной ответственности за это основное преступление. Поэтому подвергать этого же человека уголовной ответственности за самоотмывание означает ответственность дважды за одно. Нужно понимать, что статья 174.1 никогда не используется самостоятельно, она всегда представляет собой «довесок» к основному преступлению. Однако санкция по статье 174.1 может существенно превышать уголовную ответственность за основное преступление.
Резник: Кстати, результатом мягко говоря, своеобразного понимания нашей уголовной юстицией легализации (включая самоотмывание) является то, что в зарубежных странах за отмывание незаконных денежных средств сидят те, кто отмывал доходы от торговли наркотиками, оружием и людьми, а у нас — повально и исключительно предприниматели. Если нашу статистику по этой категории дел показать зарубежному специалисту и не дать соответствующих пояснений по поводу оригинальности соответствующих взглядов, то он подумает, что у нас в стране нет другой «экономической» деятельности, кроме как торговля наркотиками, оружием и людьми.
Группа тюремного риска
РГ: Получается, предприниматели в нашей стране относятся к какой-то особой группе юридического риска?
Морщакова: Так оно и есть. В УК выражением этого являются в том числе и нормы о совершении преступлений организованной группой, что в целом ряде составов является квалифицирующим признаком и, соответственно, влечет повышенную ответственность. Но ведь предпринимательская деятельность, особенно в форме юридического лица, — это всегда «группа», и, значит, по определению предприниматели будут подвергаться повышенной уголовной репрессии только потому, что такие «коллективные связи» являются неизбежной характеристикой любой предпринимательской деятельности. Вот мы и предлагаем особо оговорить, что юридическое лицо и его персонал не могут только по формальному признаку принадлежности к одному коллективу квалифицироваться как организованная группа в смысле УК. Однако, к сожалению, эти предложения также встречают непонимание и упорное противодействие.
Леонид Григорьев: Пока мы обсуждаем поправки — бизнесмены «сидят на заборе» и загодя до всех ужесточений и неопределенностей выводят капитал, как это живописует ЦБ. Дебаты в Думе показали противоположность позиций науки и бизнеса, с одной стороны, и жесткой части правоохранителей, с другой. «Охранители» гордятся тем, что сажают «только» (!) 10-12 тысяч в год за незаконное предпринимательство. Юристы-экономисты возмущены тем, что по экономическим составам возбуждается по 75 тысяч дел в год, что парализует бизнес все больше. Между тем страна все-таки нуждается в бизнесменах, а не в заключенных.
Об авторах |
В совете экспертов участвовали:
Тамара Морщакова, зампред Конституционного суда РФ в отставке, советник КС, доктор ю. н., заслуженный юрист РФ, зав кафедрой ГУ-ВШЭ, член Научно-консультативного совета при Верховном суде, член Совета по содействию развитию институтов гражданского общества и правам человека при президенте РФ.
Виктор Жуйков, зампред Верховного суда РФ в отставке, доктор ю. н., заслуженный юрист РФ, зам директора Института законодательства и сравнительного правоведения при правительстве РФ.
Владимир Радченко, первый зампред Верховного Суда РФ в отставке, профессор, заслуженный юрист РФ.
Генри Резник, президент Адвокатской палаты Москвы, член Общественной палаты РФ, член президиума Национального антикоррупционного комитета.
Альфред Жалинский, доктор ю. н., зав кафедрой ГУ-ВШЭ, заслуженный деятель науки РФ.
Елена Новикова, доктор ю.н., научный руководитель Центра правовых и экономических исследований.
Андрей Рахмилович, адвокат, партнер адвокатского бюро «Падва и партнеры».
Леонид Григорьев, к. э. н., профессор ГУ-ВШЭ
Михаил Субботин, кандидат э.н., старший научный сотрудник Института мировой экономики и международных отношений РАН, советник ФАС, член экспертного совета Комитета по экономической политике Госдумы.
Андрей Федотов, кандидат ю. н, адвокат Одинцовской городской коллегии адвокатов, главный эксперт Центра правовых и экономических исследований.
проект |
В феврале Госдума планирует рассмотреть поправки в Уголовный кодекс, предоставляющие судьям больше возможности для смягчения наказания.
Например, предполагается исключить нижние пределы санкций в виде лишения свободы из 68 составов преступлений. При этом верхние пороги остались неизменными. По словам юристов, именно они — предельные сроки — определяют степень общественной опасности конкретного преступления. Однако в каждом конкретном случае могут быть совершенно разные обстоятельства, и нельзя подходить с одной меркой к разным подсудимым.
Согласно проекту суду предоставляется возможность проявлять более дифференцированный подход при назначении наказания за преступления указанных категорий.
Наряду с этим законопроект увеличивает и варианты при выборе наказания. Санкции 11 составов преступлений дополнены таким видом наказания, как штраф — в качестве основного вида наказания. 12 составов преступлений дополнены исправительными работами. В 115 составах преступлений предлагается исключить нижний предел наказаний в виде исправительных работ и ареста.
Если в санкции статьи Особенной части УК РФ не предусмотрен низший предел наказания, то, следовательно, наказание в виде исправительных работ может быть назначено на срок от двух месяцев — это минимальный срок. Минимальное наказание в виде лишения свободы при отсутствии нижней планки составляет два месяца.
Как ранее сообщалось, президентский законопроект «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации», направленный на либерализацию уголовного законодательства, Госдума приняла в первом чтении 12 января. Рассмотрение проекта во втором чтении предварительно намечено на 9 февраля 2011 года.
Если закон примут, он должен иметь обратную силу. Также законопроект меняет подходы к отмене условного срока.
Владислав Куликов
Отправить ответ